Наконец, тяжелая туша упала на одно колено и Джи'м увидел, что же вызвало столь бурную реакцию громилы. В его груди торчало нечто напоминающее покрытую мелкими шипами огромную пиявку. Черная тварь вертелась в руках круна, который, судя по всему, пытался ее вырвать. С ужасом и отвращением Скиф наблюдал за тем, как пиявка все глубже проникает в плоть жертвы. Не спасала даже толстая броня. Громоздкие перчатки оказались не в состоянии ухватить верткое, мягкое тело, а небольшие раны и разрывы существо не останавливали.
Крун слабел, теперь из его горла доносилось лишь тихое подвывание. Пиявка почти полностью скрылась в его груди.
Джи'м не заметил, как оказался в углу. Тело била мелкая дрожь. Он продолжал перебирать ногами даже тогда, когда рядом раздалось шипение, а в лицо уставилось подрагивающее, истекающее бурой слизью дуло какого‑то оружия.
Мужчина и женщина стояли на краю глубокой пропасти. Перед ними раскинулась дельта безымянной реки. Ее воды змеились к заходящему солнцу и растворялись в его умирающих лучах. Алеющий закат отражался в водной поверхности и превращался в пожар, наполняющий реку почти ощутимым жаром.
Пологие, поросшие темной зеленью берега уже через какие‑нибудь сто метров уступали место каменным уступам, что взметались ввысь до самых облаков. Морщинистые, землисто–серые, они походили на кожу древних великанов. Создавалось впечатление, будто исполины прошлого прилегли отдохнуть возле прохладной реки, да так и не проснулись.
И над всем этим великолепием торжественно висели полумесяцы, выполненные из голубоватого металла. Каждый из них был снабжен мощным проектором. Но излучаемый ими свет не резал глаза, не слепил. Он струился мягким золотистым маревом, опускаясь на дельту волшебными искрами, превращая ее в сказку наяву.
Полумесяцы тянулись от обрыва и до самого горизонта.
Считалось, что подобные пейзажи должны способствовать моральному отдыху сотрудников исследовательских центров. Здесь собирались люди после работы или в выходные. Некоторое сидели на удобных лавочках, некоторые стояли у обрыва. Слышался шелест листы и журчание воды. Воздух стоял свежий, пропитанный еле уловимыми запахами цветов. Если присмотреться внимательно, то можно увидеть, как колышутся кроны деревьев, как вальяжно перекатываются воды безымянной реки, даже каждую отдельную золотистую искорку… При всем при этом все отлично знали: раскинувшаяся картина – всего лишь искусная голограмма.
Сегодня здесь было безлюдно.
— Зачем ты меня сюда вытащил? — спросила женщина.
Она была одета в элегантное длинное платье насыщенного цвета листвы. Из всех украшений – серебряный пояс на талии и серебряная же нить в каштановых волосах.
— Тебе не нравится? — спросил мужчина.
Он ограничился деловым костюмом в крупную белую полоску.
— Ты знаешь, я отвыкла от людных мест, — красивое лицо женщины исказилось гримасой отвращения.
— Я слышал, до «Ишианы» тебя часто видели в самых разных увеселительных заведениях. И не все из них принадлежали Триумвирату…
— Это было давно! — прошипела женщина. — Так зачем ты меня вытащил?
— Я люблю это место. Оно напоминает мне, что мы все еще живы.
— Было бы чему радоваться…
— Ты права! Что у нас с Ирвиндом Николаевичем? Он согласился?
— А у него был выбор?
— Выбор есть всегда. Вопрос в том, какие альтернативы.
— Я была убедительна, — женщина улыбнулась. Но улыбка больше походила на оскал хищника. — Дело за тобой!
— С его дочерью возникли проблемы. Мы столкнулись с чем‑то, чего раньше не случалось.
— И что же это?
— Данных почти нет. А те, что имеются, — пока недоступны.
— Пока?
— Да. Но это не проблема. В самое ближайшее время люди, обладающие необходимой нам информацией, будут на Нибиру.
— Какие гарантии?
— Мое слово.
— Немного же оно стоит, — усмехнулась женщина. — Если Кривошей узнает о том, что его дочь на свободе, нам придется искать другие рычаги давления. Мы миновали точку невозврата, теперь мало одних слов. Надеюсь, ты понимаешь, чем рискуешь в случае неудачи?
— Не надо меня пугать! — выдержанное спокойствие мужчины дало первую трещину.
— Пугать? Я? — женщина рассмеялась. — Разве ты не испытал настоящий страх? Разве не заглянул за край?
— Я справлюсь! — глухо ответил мужчина.
Солнце над горизонтом, за которым исчезала безымянная река, превратилось в тусклое, не больше пламени свечи мерцание. Золотые искры завертелись небольшими торнадо и начали медленно стягиваться к зеркальной поверхности воды, в которой и исчезали.
Женщина отступила на шаг назад и бесшумно растворилась в мягкой полутьме обзорной площадки. А мужчина еще долго стоял и всматривался в золотистое мерцание падающих торнадо…
Запах мокрой земли забивает ноздри. Он такой сильный, такой концентрированный, что становится трудно дышать. Густой влажный воздух застревает в горле, оседает во рту тягучими слизистыми сгустками. Их хочется выплюнуть, хочется очиститься, но не получается. Рот свело судорогой, губы сжаты так, словно их склеили. Слизь скапливается во рту, опускается по пищеводу. Холодная и плотная, она собирается в один большой комок. Он растет, тяжелеет, окутывает стенки желудка, заполняет его полностью. Чуждая субстанция. Настолько чуждая, что все тело сотрясается болезненными спазмами. Оно отравлено. Яд бежит по венам, закупоривает капилляры, вены, артерии. Крови больше нет. Хотя вот же – огромная лужа: холодная, липкая, но совсем не пахнет. Все забивает запах мокрой земли.