«Серый Кардинал» тряхнуло. Свет на командном мостике мигнул, сменился тусклой аварийной подсветкой.
— Бесполезно, мы ничего не можем противопоставить ему… — первый пилот развернулся к Сконеву.
— Куда нас выбросит? — спросил тот. Во рту пересохло, и язык наждачной бумагой карябал небо.
— Мы не знаем… В нашей базе нет этих координат…
— Подать сигнал бедствия! Время до перехода?
— Есть! — отрапортовал пилот. — До перехода одна минута, двадцать секунд.
— Транслируйте изображение на мониторы всех кают.
— Всех?!
— Всех! — рявкнул Сконев. Он вцепился в подлокотники кресла, но руки дрожали, ладони стали мокрыми. — Компьютер, общее оповещение.
На личном терминале появился значок активной внутренней корабельной связи. Константин понятия не имел, что будет говорить. Что вообще говорят в такие моменты? Впору молиться и вспоминать прожитые дни.
Протуберанцы разошлись от кольца гиперперехода на расстояние примерно в пятнадцать километров, потом стремительно ринулись обратно. В самом центре устройства бушующее свечение вспыхнуло в последний раз и словно вывернулось наизнанку, превратившись в непроглядный мрак – четко очерченное пятно, горловину «кротовой норы».
«Серый Кардинал», словно мотылек на свет, приближался к входу в неизвестность. Несколько пар глаз на его борту неотрывно следили за этой чернотой. Следили до самого последнего момента, когда темная энергия подхватила корабль и метнула его в неизвестность…
Ирвинд Николаевич очнулся от сильного озноба. Никогда в жизни ему не было так холодно. Он лежал на какой‑то гладкой жесткой поверхности. Тело задеревенело. В горле стоял отвратительный тошнотворный ком. И было от чего. Воздух – спертый, затхлый, пропитан густым запахом испражнений. Выгребная яма, ни больше ни меньше.
В голове шумело. Последнее, что он помнил – личная стартовая площадка на Луне. Его ждал корабль. Было необходимо куда‑то лететь. Срочно. Но куда?
Кривошей попытался подняться, но тело почти не слушалось. Неловкие движения вызвали ассоциации с параличом. Неужели все это последствия переохлаждения? Нет, не может быть! Он пошевелил пальцами. Сначала без заметного успеха, но спустя несколько минут интенсивных движений, почувствовал первые уколы в самых подушечках. Значит, не все так плохо.
Шум в голове понемногу стихал, а вместе с этим возвращались события предыдущего дня. Предыдущего ли?
С ним вышла на связь Светлана. Говорила недолго и сумбурно. Он почти ничего не понял из ее слов, кроме одного: дочь жива. Правда, не давала покоя одна мысль: Света ничего не знает о похищении. Странное дело, что же тогда получается? Или он не так ее понял, или его обманули, и все это время он плясал под чужую дудку только из собственного необоснованного страха? Но ведь он провел осторожное расследование и им занимались люди, знающие сыскное дело. Эффекта никакого.
После внезапно закончившегося сеанса связи в комнате появился невидимый соглядатай. Вернее сказать, он дал о себе знать. Скорее всего, он присутствовал там все время, но это ничего не меняло. Сам факт слежки не удивлял. Удивлял тот, кто следил. Представитель Легиона варро – недешевый вариант. Можно даже испытать чувство гордости, что противник ценит тебя столь высоко, что нанимает настоящего профессионала. Но гордости нет. Есть усталость и опустошение.
Вряд ли его хватятся раньше чем через неделю. Он, чувствуя спиной тончайшее лезвие, сообщил секретарше о собственных планах отбыть по срочным делам. Такие дела случалось и раньше. Не все из них были чистыми перед законом Триумвирата, но отчего‑то стыда за это нет до сих пор.
А вот на борту корабля что‑то случилось. Или еще на площадке? Голова раскалывалась, а мысли разбегались от пронизывающего тело холода. Как Ирвинд Николаевич не старался, но вспомнить так и не смог.
Тело понемногу обретало чувствительность. Руки и ноги ломило от прилившей крови, холод сделался еще сильнее. Полнейшая темнота, в которой Кривошей обнаружил себя сразу по пробуждении, сменилась тусклым сумраком. В таком уже можно осмотреться.
С громким кряхтением, Кривошей перевалился набок, встал на четвереньки и попытался отдышаться, но после первого глубокого вздоха его чуть не вывернуло. Такое ощущение, что легкие превратились в пару гниющих, пронизанных слизью кусков плоти.
Пошарив вокруг руками, почти сразу обнаружил сложенную из странного материала стену. Облокотился о нее, пальцы нащупали швы грубой каменной кладки. Неужели природный камень? Цепляясь за швы, с трудом сумел подняться. Ноги подкашивались, но все же держали. Теперь можно рассмотреть свою тюрьму.
Небольшая комната со стенами, устремляющимися высоко вверх. Колодец – вот лучшее сравнение. Свет тусклый, падает из тонкой не то трещины, не то узкого отверстия в кладке. Противоположную сторону комнаты видно плохо. Ни двери, ни окон, никакой мебели.
Ирвинд Николаевич провел холодной ладонью по лбу. Где же он? Что все это значит?
— Эй! — крикнул негромко.
Эхо закружило слово, ударило о стены, подняло вверх.
В ответ в темном углу комнаты раздалось легкое позвякивание. Кривошей сощурился, прикрыл глаза от света. Определенно с противоположной стороны кто‑то или что‑то есть.
— Кто здесь?
Снова позвякивание. Словно из ниоткуда, на фоне стены за лучом света, появилось темное размытое пятно. Ирвинд Николаевич непроизвольно попятился, тут же уперся спиной в стену. Что‑то в этом пятне его пугало. Странное чувство, что стоишь у края пропасти – ужасающей, но в то же время манящей. Она смотрит на тебя, смотрит тебе в душу, легко читает самые сокровенные мысли.